Всей правды лучше и не знать,
Так легче жить и умирать.
Тех, кто забыл про Божий Суд
Проклятья мёртвых роз найдут.
(Unreal)
Я ждал его у берега озера. Чистые воды, покрытые рябью, отражают тёмное небо, затянутое иссиня-черными облаками. Кусты белых роз, без единого шипа на крепких стеблях, склоняют свои тонкие ветки, и с пышных бутонов на воду падают снежно-белые лепестки, будто призраки на матовой поверхности озера. Он пришёл не торопясь. Высокий, гибкий, древний.

- Я рад, что ты пришёл сюда. Не ожидал.
- Отчего же?
- Потому что завтра ты выступишь против Бога нашего. Бельф, я не хочу твоей гибели. Ты всегда был дорог для меня… Понимаешь?
- Знаешь, - перебиваю я, - Это замечательно, что я могу бороться за свою свободу. Не так, как ты, мечтая о милости Бога. Я могу действовать! Вместе с Люцифером, наши легионы смогут повергнуть узурпатора!

Азраил опускает голову. Мои слова ранят его, он не понимает моих стремлений. Я отворачиваюсь к неровной глади озера. Луны не видно, тёмные облака не пропускают её света.
- Бельф… Ты ещё слишком молод. Я был создан Богом одним из самых первых. Ты создан мною, сынок. Я знаю, что будет для тебя лучше. Забудь о ядовитых речах этого Змия, усмири свою детскую гордыню.
В моих золотых глазах блестят слёзы. Резко поворачиваюсь к отцу и срываюсь на крик, даже не замечая, как дрожит голос.

- Нет! Я не хочу лживых обещаний! Я хочу свободы! Больше нет сил бежать от правды! Чтобы ни ждало наше восстание впереди, это мой шанс! Ты видел, что случилось с Адамом и Евой, папа! Они были изгнаны только за то, что решились узнать чуть больше дозволенного. Мне нет покоя, с этого дня… На зло Господу, на зло тебе, я буду ненавидеть того, кого пожелаю и любить того, кого захочу! Пока по моим венам бежит кровь, не жди, что я смирюсь!
Да, всё верно. Мой отец - ангел смерти Азраил. Стоит передо мной, скрестив руки на груди и опустив тяжелый взгляд мудрых глаз. Не смотря на то, что архангелы вроде него нередко давали рождение будущему поколению ангелов, он всегда уделял мне внимание и относился, как Адам к Авелю и Каину. Как к плоти и крови своей, как к сыну.
Я не могу выдержать его взгляда, печального, будто на мертвеца смотрит. Никто ни в чём не виноват. Это моё решение и его. Облака рассеиваются над озером и в нём отражаются сияющие точки звёзд, усеивавших небосвод. Стирается зыбкая грань между черным небом и тёмной водой. Опускаю голову, прикрыв золотистые глаза, длинные пряди чёрных волос упали на узкие скулы моего мальчишеского лица. Азраил делает движение, стискивая руку на моём худом плече и прижимая нерадивого сына к груди. «Он всё понял, - думаю я, - Это прощание.»
- Пап?
- Не смотри на меня как маленький зверёк. – Отец улыбается и ерошит мне волосы, - Господь свергнет ваше восстание в глубины Ада и многие ангелы погибнут. Однако, я сохраню тебе жизнь, но больше никогда не попадайся мне на глаза. С завтрашнего дня для меня мой сын будет мёртв. Ты понял, Бельф?
- Да, отец. Спасибо. – улыбаюсь ему в ответ.
С этой ночи я стал уважать своего отца ещё сильнее, ведь далеко не каждому дано простить сына-отступника. Азраил простил меня и подарил мне жизнь, свободу и шанс найти свою цель, которой я так жаждал всем своим существом. Благородный ангел, отец делал очень многое для других, порой не щадя себя и своих чувств. Как и в этот раз. Спустя столетия, я, иногда вспоминая его, пришёл к выводу, что отец не хотел меня отпускать. Будь его воля, он бы силой заставил меня не участвовать в восстании, но Азраил слишком хотел для меня счастья. Того счастья, которого мне не было дано, ведь жизнь в саду Эдема была мне клеткой, где есть всё, но слишком много и запретного. А мне нужна была свобода.

Ангел смерти разворачивается и уходит, придерживаясь рукой за стволы деревьев. Словно плечи его не могут выдержать тяжкого решения, принятого из любви к сыну. Я остаюсь на берегу озера, застыв мальчишеской фигурой на фоне тёмной воды. Луч луны выглянул из-за плотного покрова туч, прокладывая серебристую дорожку на водной глади. Подул ветер, подхватывая лепестки белых роз, играя ими под лунными лучами. Чёрные пряди моих волос щекочут шею, словно стремясь присоединиться к этому воздушному танцу природы волшебного Эдема. Мальчик, тогда я думал, что всесилен, я стоял на берегу озера и мечтал о равноправии для всех. Лелеял хрустальные мечты, наслаждаясь танцами белых лепестков над чёрным зеркалом воды. Этой ночью я ещё оставался невинным ребёнком с детскими надеждами на светлое будущее, но над моей головой уже сгущались тучи, вновь скрыв луну... Той ночью я больше её не видел, эту серебристую луну. А на следующий день легион ангелов был свергнут в Ад вместе с Люцифером. Изгнан из Рая, прочь от света. От так любимой мной луны.

Глава 2.
Найдёшь ли ты ответ, терзая сталью плоть?
Но жив ты или мёртв, злой рок не побороть...
Вновь слёзы и мольбы в кромешной темноте
Спаситель и палач, среди безликих тел...
(Unreal)

Война – это всегда страшно, считают смертные. На самом деле, я не запомнил Падение, как войну, скорее, как добровольное изгнание. Нас сгоняли в Ад, подобно толпе бездумных овец. Потерь было очень мало и у одной, и у другой стороны. Ангелы не могли убивать своих же детей и знакомых, а молодёжь не могла поднять руку на старших. Это было аморально, а мы, всё ещё ангелы, были слишком сильно подвержены влиянию морали и подобострастия. Я не был исключением. Мне было от силы сто пятьдесят лет, ну какое там драться до смерти против архангелов, сами посудите? Большинство повстанцев было примерно моего возраста, ну разве что постарше немного. 

Само Падение мне не очень запомнилось, но я помню тот момент, который достаточно сильно повернул мою жизнь;
В воздухе пахло гарью, и одновременно, сыростью. Это было, наверно, из-за того, что небо будто полыхало огнём – столько в нём было всевозможных оттенков жёлтого и алого. Жуткое зрелище, для вечно голубого Райского неба и его белоснежных облаков. Земля же – наоборот, представляла собой странную, вязкую слякоть кислотно-зелёного цвета. Трава, раньше изумрудно-зелёная, теперь была измята сотнями шагов, став лишь жижей из измятых травинок. Ноги в ней противно чавкали и движения выходили смазанными, неловкими. Тогда я ещё этого не понимал, но сама земля скорбела о падении любимых ею ангелов. Вокруг слышались оглушающие крики боли и лязг оружия – сражаться всё равно приходилось. Пусть даже раны были не смертельными, как правило. Но и трупов хватало. Я пользовался длинным кнутом, используя его как плеть. Во второй руке у меня был кинжал с широким лезвием. 
Отец как-то сказал, что мне рано пока орудовать мечом – мальчишка ещё. В целом, он был прав. Современный человек не дал бы мне в те времена больше пятнадцати лет. Юношеская хрупкость с виду, длинные чёрные волосы, схваченные в хвост на затылке. Единственной особенностью можно было считать лишь оттенок глаз - не золотисто-жёлтый, как у животных, и не каре-охровый, как у людей, но цвет настоящего, благородного золота.
Юнец, но я всё равно был достаточно ловким, чтобы уворачиваться от чужого оружия и изредка блокировать удары мечей и копий. В какой-то момент, когда я уже был порядком выдохшийся и встрёпанный, пришлось блокировать выпад копья одного ангела.

Когда метал уже звякнул, и я едва не отлетел ничком на землю от отдачи, меня ощутимо пихнули в бок, и прозвучал девчачий вскрик:
- Сзади! Не зевай!
Я перекатился в сторону и понял, вскинув голову, что два моих врага из-за этого манёвра скрестили оружие. Повезло. Я обернулся и увидел девочку, одну из наших, с длинными серебряными волосами, заплетёнными в косу. Когда девчонка вертелась вокруг противника, туго заплетённые волосы смешно хлопали её по спине. Ярко-голубые глаза напоминали лазурь, подсвеченную огнём костра, потому что в них отражалось обагрённое алыми красками небо. Я благодарно крикнул ей.

- Спасибо! Ты из наших, да?
Кинжалом ловлю лезвие рапиры её противника и прикрываю новую знакомую. Она звонко отвечает, прислоняясь ко мне спиной:
- Да. Зови меня Сиирой!
- Хорошо! Я – Бельф.
За этот короткий обмен любезностями мы, спина к спине, умудряемся пробиться в относительно свободное местечко. Рядом была большая куча булыжников, и впритык к ним никто драться не рисковал. Был слишком велик риск задеть камни оружием или оказаться зажатым в угол. Но для нас с Сиирой это стало островком для короткой передышки. Девочка обернулась ко мне и улыбнулась.
- А я-то думала, это я самая младшая. Но мы, похоже, одного возраста.
Устало киваю, соглашаясь. Руки уже ныли от количества отраженных атак и ложных выпадов. На секунду меня охватывает ужасная усталость, но я нахожу силы чуть улыбнуться новой знакомой. Атмосфера между нами сразу становится дружеской. Я вздыхаю, откидываю растрепавшиеся волосы со лба. Но внезапно, её глаза испуганно распахиваются, а я даже не успеваю уловить этот момент.
-Бере..!
Вскрик Сииры обрывается, а я испытываю вспышку одуряющей боли. Перед глазами расплывается красная пелена. Чувство – яркое, как внезапная вспышка: чей-то коготь прорезал мне спину снизу вверх. Последнее, что я запомнил, это как Сииру скрыло от меня чьей-то широкой спиной, а сам я падаю, теряя сознание, но каким-то непонятным наитием сжимаю в руке ткань чьего-то рукава.

Всё что было дальше – поглотила тьма.

Словно новое Солнце взошло
Над планетой,
Ослепляющим светом затмив
Все рассветы.
Пламя гложет, как Зверь... (с)
Тёмный огонь… Он сжигал мою душу изнутри. Так больно, так горячо… Я даже не мог вынырнуть из забытья. Тьма была всюду, вокруг меня, внутри меня, в моих мыслях и чувствах. Иногда мне казалось, что я вижу зыбкие тени, но пелена застилала взор, и было невозможно что-либо понять или осознать. У меня было чувство, будто моя душа умирает в этом бешеном танго с пламенем. Эта агония, в которой они металась, это сжигающее пламя: всё сводило с ума. Хотелось метаться, вырываться из круга испепеляющих языков пламени, но тьма плотно сковывала меня своими тугими нитями. 
Как я пришёл в себя от этого сумасшедшего бреда, не помню. Просто боль вдруг поутихла, и я стал постепенно слышать голоса. С начала, это был тихий баритон, разговаривающий то ли со мной, то ли с самим собой:
- Сломано пять рёбер, лёгкое проколото в двух местах, порвана селезёнка… Да что этого парня, об стенку шарахнули?

Смутно, но я догадывался, что речь идёт обо мне. Тупая, пульсирующая в каждой клеточке моего тела, боль, затягивала в свою монотонность, будто в сироп. Болезнь тянулась, наверно, достаточно долго. А может, мне так показалось. Но, вскоре, я впервые открыл глаза. Свет вокруг был приглушенным и мягким. Где-то тихо потрескивал огонь камина. А ещё, мне было очень тепло, я лежал на животе, накрытый плотным одеялом. Чья-то рука, с сухой, жесткой кожей откинула мне со лба пряди чёрных волос. Я приоткрываю глаза и сипло шепчу, сам ещё не вникая в смысл слов:

- Какой дурной сон… Что случилось, чёрт возьми? – приподнимаю голову и пытаюсь сфокусировать взгляд, продолжая бессвязно говорить – Я что, умер? Нет. Нет, нет, я не хочу умирать. Всё только начало налаживаться… Мы с Сиирой как раз… Сиира!.. Что произошло?!..
Перед глазами постепенно проясняется, и я, наконец, различаю фигуру своего собеседника. Бессвязный поток слов прерывается, мне удаётся привести мысли в порядок. В тоже время, тягучий, холодный и чуть насмешливый голос отрезвляет, как поток ледяной воды.
- Ты ещё не мёртв. Но если не успокоишься и не выслушаешь меня, то скоро будешь.
Говоривший оказывается широкоплечим, но невысоким мужчиной в годах. У него светлые волосы, цвета дикого вереска. Красивыми кудрями, они обрамляют лицо с высоким лбом и узкими скулами. Тонкие брови насмешливо приподняты и изгиб губ тоже говорит о лёгком интересе падшего. Я смущённо опускаю взгляд. Отчего-то мне стало стыдно за своё поведение.
- Ну, я рад, что не умер. Но объясните, как тогда получилось, что у меня было чувство, будто меня жарили на медленном огне? Это пугало до чёртиков!
Мужчина приподнимает руки с раскрытыми ладонями, словно призывая меня к спокойствию. Замечаю, что пальцы у него короткие и узловатые. Такими только железо гнуть. Но больше всего меня поражают ногти – чёрные, как уголь. А на левой руке пентаграмма. Мужчина ловит мой удивлённый взгляд и говорит уже более мягко.

- Мы были изгнаны из Рая волей Господа. Теперь мы в Аду. Это – место слияния всех негативных эманаций из мир смертных. – На мой недоумевающий взгляд, мужчина вздыхает, – Дитя, это реальность. Я знаю, что вы, младшие ангелы, считаете Эдем центром вселенной, но это не так. Пожалуйста, пойми это побыстрее.
- Я стараюсь. И называйте меня Бельф. Ну, Бельфегор то есть.
- Хорошо, Бельф. И запомни ещё кое-что. Ты теперь не ангел. Мы – демоны. На твоей руке тоже клеймо.
На секунду я замечаю в глазах мужчины лёгкое участие, но мне не до того – я в ужасе приподнимаю руку и смотрю на пентаграмму у себя на тыльной стороне ладони. Даже ногти тоже чёрные. Мне это показалось таким отвратительным, будто цвет ногтей и клеймо – последняя точка на могильной надписи моей души. Я неловко перевернулся на бок и приподнялся на локте. С удивлением подметил бинты, туго стягивающие мою грудь. Вернулись воспоминания о той боли во время болезни и моём падении, но не успел я раскрыть рта, как демон уже ответил мне.
- Во время битвы тебя кто-то сильно разрезал по всей спине, но ты чудом умудрился вцепиться мне в рукав. Не спрашивай, почему, но не смог оставить тебя там и решил забрать с собой. Твоим лечением тоже занимался я. Уже в течении четырёх дней, кстати. – Мужчина завёл руку мне за голову и коснулся кожи между лопатками. – Мне не давал покоя вопрос: откуда у тебя эта метка на спине?
-Это… Отец нарисовал её для меня. Сказал что-то вроде древней защиты, а мне показалось, что выглядит красиво. Но вот откуда эта татуировка, я и сам не знаю. – Отстраняюсь от мужчины и недоверчиво на него смотрю, чуть прищурившись.– А Вы кто такой?
Демон встаёт и что-то ищет на столике возле кровати, заваленном разными склянками и бинтами, которыми, очевидно, меня и лечили. Для своей мускулистой комплекции двигается он на удивление ловко, хотя и грузно.
- Можешь звать меня Мамон. С этого дня ты – мой подчинённый, а я твой хозяин. На ближайшие пол часа можешь всё осмыслить, а я буду менять твои повязки, мальчишка.
С ухмылкой, демон повернулся ко мне, держа в руке бинты и мазь. Я сдавленно застонал. Лечиться – не самое приятное времяпровождение…

Примечание: ввиду того, что изначально писался не сериал, а полноценный роман, делать скрины пришлось к готовому тексту. Основная сложность в том, что неуёмная фантазия автора порой не умещается в рамки игрового мира. Сперва мы хотели убрать четвёртую главу, но фотограф уговорила её оставить, потому что именно в этой главе можно самому представить себе Ад таким, каким его нельзя увидеть в игре.

Утонув в слезах,
Умолкнет сердце моё;
Шрамы зарастут
В этих ранах -
О боли память живёт. (с)
В мире демонов всё оказалось настолько необычным, что я долго не мог сдержать восторга от всего окружающего, задерживая дыхание и чувствуя быстрое биение своего сердца. Оно словно вторило ударами моим восторженным мыслям. На первую прогулку Маммон пустил меня где-то через неделю, после того, как я пришёл в себя. Меня снедало любопытство, ведь я никогда не выходил за пределы Эдемского сада. Но то, что предстало моему взору на выходе и поместья Маммона, было поистине удивительным 
В Раю всё было таким живым и естественным, от зелёных лугов и до гладких стволов старых деревьев с сочной, изумрудной листвой. Даже луна там была белоснежная и будто лучившаяся изнутри жизнью. Ад же был фантастичен своей неживой непоколебимостью. Первое, что меня поразило – это краски. Чёрные тени расцвечивались фосфоресцирующими оттенками голубого и лазурного под ногами, в то время как на стенах мягко горели коралловые и светло-амарантовые кристаллы. Да, Ад в конечном счёте оказался девятью ярусами, находившимися под землёй, но ощущения пещеры не было, ведь потолок поднимался на такую высоту, что утопал во мраке теней. И эти тени – они были такими завораживающими, что я мог часами сидеть на бортике фонтана в саду Маммона, задрав голову. Во мраке будто клубился туман, но не тот туман, что привычен в понимании смертных. Струйки и облака, самых различных оттенков чёрного, клубились под сводами в хаотичном движении, то сливаясь воедино и смешивая оттенки, то перекручиваясь в безумный клубок, беспрестанно меняющий форму.
Разумеется, удивили меня не только ландшафты Ада, но и особняк моего хозяина. Стены были из камня, похожего на стенки раковин – тёмный, серо-синий, он тускло отражал перламутром свечение растений и кристаллов в саду. Крыши же больше напоминали приплюснутые купола из нескольких листов то ли метала, то ли камня. Они отсвечивали куда меньше, скорее просто немного отражали свет. Между стыками камней и листов металла было подобие фиксирующей глины, только куда прочнее и на ощупь холоднее. Издалека от поместья тоже веяло прохладой ,и казалось, будто это великолепное строение – замок какого-то принца.
Подумав так, я оказался близок к правде. Придерживая меня, ещё плохо стоящего на ногах после болезни, за плечи, Маммон рассказывал много разных особенностей, которые теперь присущи демоническому обществу. Оказалось, что во главе всех нас теперь стоит Люцифер, тот самый ангел, что повёл нас всех в бой. Только теперь он называет себя Сатаной и его величают «Дьявол». Ему подчиняются господа Девяти Чинов. Каждому чину принадлежит свой ярус в Аду. В общем, всё достаточно просто и разделения достаточно чёткие – не перепутаешь. Потому что для демонов каждого Чина выделены определённые пороки смертных, которыми те и искушали людей.
Кстати, Маммон - глава Девятого Чина и его основные сферы влияния это деньги, процветание и удача. А я… Ну, как бы его подчинённый. С той поправкой, что моё положение сравнимо, скорее, с рабом. Хотя, на себе я это почти не ощутил – Маммон заботился обо мне всё это время и взял в свой Чин. Но никогда он мне так и не объяснил, почему помог вцепившемуся в его рукав мальчишке.
Дни, по настоянию хозяина, я проводил будто по расписанию. С утра была побудка и смена повязок на моих ранах. Затягивались они хорошо, и Маммон явно был доволен своими успехами во врачевании. Всё это время, я скучающе изучал меблировку комнаты. Всё было скромно и даже описывать особо не приходится. Грубо сколоченная кровать, сероватый, с сажей на внутренних стенках, камин, деревянная тумбочка, с всякими склянками и невысокое окно с тёмными стёклами. Уже на второй день мне эта обстановка надоела, и я стал упрашивать Маммона дать мне пройтись немного. Тот флегматично хмыкнул и помог мне выбраться на улицу. Я влюбился в сад этого демона! Узкие дорожки из плоских камней змеились куда-то вглубь сада, петляя между высокими кристаллами, заменяющими здесь, похоже, деревья. Кстати, кристаллы действительно были похожи на большие кусты – их поверхность облепляли небольшие кустики мха, мягко светящегося светло-голубым. Иногда мох вырастал похожим на ветки. Что же до земли, по которой змеились дорожки, то она была покрыта цветами. Неброские, маленькие цветочки с узкими, немногочисленными лепестками. Но их было так много, что они устилали сад как яркий ковёр.
Я приходил в этот сад и садился на бортик фонтана, недалеко от входа в особняк. Фонтан был необычным: чуть сероватый, но светлый камень с прожилками был грубо обработан, приобретая форму скрюченного дерева. Его ветки были узловатыми и кривыми, но с каждой из них падали вниз капли воды. Этих капель было так много, что вместе они создавали успокаивающий, шелестящий звук, напоминающий шуршание живых листьев. Мне нравилось это место, своей тишиной. Можно было думать о многом, осознавать своё положение в этом месте, будущее, которое неизбежно придёт. Однако, за все эти долгие дни в саду, я ни разу не позволил себе вспомнить об отце и матери. Это стало прошлым, а мне нужно было жить дальше. В Аду, среди демонов. В этих подземных пещерах. Но в душе я боялся и, смотря на тени на потолке, думал о том, что моё будущее пока такое же – беспрестанно меняющееся и сокрытое тайной.

Сломанные крылья ещё сильны,
Чтобы пересечь моря.
Сломанные крылья,
Как долго мне лететь по ветру?(с)
Дни шли за днями, если можно было их назвать таковыми. Время в Аду текло очень странно, словно замедленно. Но в тоже время, Маммон сказал, что в мире людей проходят столетия. Я никак не мог взять в толк, почему, когда я ложусь спать, должно проходить сколько-то там лет, ведь я же жил вполне нормальной, размерной жизнью. Частенько подобные, нерешаемые вопросы лезли в голову, когда я пытался уснуть и дать себе короткий отдых. Но каждый раз, мне не удавалось ухватить и запомнить разгадку, хотя тогда казалось, что я к ней очень близок, стоит лишь ещё чуть-чуть поднапрячься. 

Маммон стал для меня очень многим. Он заменил мне отца, пусть и был намного строже, а ещё он учил меня многому. Столь многому, сколько вряд ли может осилить человек, даже за всю свою жизнь. Первое время, он приносил разные книги, учил всему, что знал, потом заставлял «набивать руку» в живописи.

Через некоторое время, я уже мог рисовать в нескольких стилях, даже начал вырабатывать авторский. Потом, когда от моих ран остались только полоски шрамов, Маммон привёл меня в одну из комнат своего поместья, где всё было особенно. Так особенно, что я сразу понял - для хозяина это место очень важно. Обычные, каменные стены, но если окинуть их взглядом – необыкновенные. Тонкие, словно блестящие крохотными капельками воды, линии на стенах, сразу бросились мне в глаза, но стоило приглядеться, и я замер, восхищённо распахнув глаза. Это были тонкие, неровные, выцарапанные чем-то острым линии нот. Самые разные мелодии, от фантастических баллад до парадных маршей, он творил в этой своей келье. Увлекшись разглядыванием этого наскального подтверждения тонкости натуры моего хозяина, я не сразу среагировал на настойчивое покашливание. С этого покашливания начались уроки музыки. Маммон приносил различные инструменты, постепенно приучая меня играть на них простейшие мелодии. А потом, через какое-то время он вдолбил мне в голову и куда более сложные приёмы. 
На самом деле, было много уроков, которые мне преподал этот странный демон. Этика, фехтование, точные науки, философия – всё, что только могло пригодиться и не пригодиться на службе. Спросите, на службе у кого? Маммон ответил мне как-то вечером, когда мы сидели в гостиной, возле окна:

- Ангелы всегда стояли выше людей, но как демоны, теперь мы обречены, чтобы выжить, быть слугами людей. Пентаграмма на твоей руке – как клеймо раба. В обмен на душу человека мы должны исполнить его желание и выполнять приказы. Душа это особый деликатес. Её можно взращивать, придавать оттенки, выдерживать временем и, затем, наслаждаться прекрасным букетом. Ты поймешь это, очень скоро.
Тогда это казалось таким противоестественным, неправильным, безобразным… Но протестовать смысла не было, это было бы бесполезной тратой времени. А я продолжал познавать науки. Ближе к концу моего обучения, Маммон стал раскрывать мне мою собственную сущность, словно раскрывая сокровенные тайны демонического существа.
Как ангел, я имел звериный облик, облик паука, но в Аду моя форма изменилась до неузнаваемости. Не буду описывать, потому что ещё вернусь к этому описанию, но чуть позже. Самым главным таинством для меня, как бы то ни было, всё равно оставался символ-татуировка на моей спине. Я искал упоминания о нём везде, где только мог, и Маммон тоже рылся в библиотеке, но наши усилия были тщетны. Странная руна оставалась загадкой, не поддающейся никаким разгадкам.

По окончанию всей необходимой, по словам Маммона, подготовки, я должен был, по его же настоянию, отправиться в мир людей. Собирал вещи, повторял про себя изученное. Наконец, мы вышли из поместья и я впервые очутился за пределами владений моего хозяина. Жаль, что осмотреться я почти не успел, ведь Маммон наклонился к моему уху и тихо шепнул: «Удачи», а затем толкнул в грудь, чтобы через секунду я уже стоял на земле человеческого мира. Места, которое станет решающим в моей странной судьбе.